Собранная израильским философом и куратором Роем Брандом выставка включает в себя работы четырнадцати израильских художников – Пората Соломона, Дора Гуэза, Нира Хода, Гая Загурски, Ноа Эшколу, Авнера Бен-Гала, Сагиту Мецамер, Эреза Израэли, Керен Жеала-Голан, Марика Лехнера, Даниеля Кичалеса, Эйтана Бен-Моше, Сигалиты Ландау, Йегудиты Саспортас. С 7 октября экспозицию можно будет посмотреть в новом центре современного искусства Zuzeum.
Доктор Рой Бранд – преподаватель философии в иерусалимской Академии искусства и дизайна имени Бецалеля. Он основал центр искусства и культуры Yaffo 23, а также курировал ряд художественных выставок, в том числе The Urburb: Patterns of Contemporary Living (павильон Израиля на 14-й Международной выставке архитектуры в Венеции) и Bare Life (Museum on the Seam, 2007). В 2013 году издательство Columbia University Press выпустило в свет его книгу Love Knowledge: The Life of Philosophy from Socrates to Derrida.
deutche_welle_video
С Роем мы встретились за пару месяцев до запланированного открытия выставки, чтобы поговорить и о том, что мы на ней увидим, и о жизни в Тель-Авиве и Иерусалиме, и о мире, в котором больше никто не чувствует себя по-настоящему в безопасности.
Выставка "Мечты и драмы" будет посвящена современному Израилю ‒ но не только...
В этом проекте у меня была возможность наслаждаться полной автономией для того, чтобы создать что-то впечатляющее, драматичное, политическое, неполитическое, актуальное… такое, как мне самому кажется правильным. Это просто мечта – или "фабрика мечты"! Само помещение, бывшее некогда пробочной фабрикой, действительно уникально, и поэтому этот проект был одновременно и непростым испытанием, и замечательной возможностью.
Для меня было важно держать в уме контекст выставки и пытаться ответить на вопрос, почему же мы вообще показываем в Риге израильское искусство. В наши дни уже несколько странно выставлять какое-либо искусство под национальным лозунгом – всё равно, будет ли это латвийское, швейцарское или французское искусство. Если мы размышляем о сегодняшнем современном искусстве, то нельзя сказать, что у него есть какие-то национальные основы. Художники – интернациональные авторы, и они создают произведения, задуманные так, чтобы произвести впечатление на зрителя из любой страны. Но всё-таки то место, откуда они родом, придаёт их искусству некую специфику. Иногда это может выйти и на передний план; не потому, что произведение обязано рассказать нам о каком-то конкретном месте, а потому, что это место их в каком-то смысле спровоцировало, вдохновило. Может быть, там есть нечто, что они хотели бы скорее раскритиковать или от чего хотели бы избавиться. Это не так важно. Во всяком случае, в произведении ощущается присутствие определённой культуры и места, хотя при этом его цель может быть абсолютно универсальной.
Это создаёт интересное напряжение. Причём в провинции эта напряжённость между локальной принадлежностью и взглядом, направленным на космополитичный мир, ещё сильнее. В этом смысле наша выставка действительно локальна – вы узнаете нечто новое и, надеюсь, поразительное об Израиле; но она также сумеет затронуть аудиторию, показав эту самую напряжённость, которая ощутима и здесь, и во многих других местах.
Если бы вы делали эту выставку где-нибудь в другом месте, скажем, в Лондоне – она была бы другой?
Мне кажется – да, определённо. Часть замысла выставки "Мечты и драмы" родилась исходя из особенностей самого здания. Я сначала увидел его фотографии, и мне показалось – ого, какое драматичное пространство! Какое-то время назад оно носило название "Фабрика мечты", и я подумал: ага, "мечты и драмы" – звучит хорошо, одно отлично подходит к другому. Я вспомнил также большую неоновую работу Уго Рондиноне в цветах радуги, состоявшую именно из этих слов – "Мечты и драмы". Швейцарский художник на своей персональной выставке установил её над музеем Герцля в Израиле в 2001 году. Комбинация этих двух элементов – "мечты" и "драмы" – в каком-то смысле характеризует всё теперешнее искусство, появляющееся в Израиле. Оно воплощает сегодняшнюю израильскую культуру – все эти благородные идеалы, цели, идеологии, может быть – фантазии… А с другой стороны, наша повседневность, по сути, очень напряжённая, очень политичная, витальная и, может быть, даже чувственная.
Напряжение между этими двумя аспектами очень плодотворно, и мне кажется, что именно оно формирует ядро наиболее существенной части израильского искусства. Вы это ещё увидите – всё это заметно в самих работах, и именно об этом и рассказывает выставка.
Приглашённые художники – преимущественно израильтяне, и по большей части молодые.
Все они – израильтяне, хотя некоторые живут за границей. Многие из них достигли больших успехов за пределами Израиля, так что это – художники международного уровня, у которых есть мастерские не только в Тель-Авиве, но и в таких городах, как Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Берлин.
Как вы выбираете художников? Или вы с ними уже когда-то сотрудничали?
Мир израильского искусства по-прежнему ещё сравнительно невелик, и в Израиле я работаю в своей сфере уже многие годы. Как преподаватель философии в Академии искусства и дизайна имени Бецалеля я учу будущих художников, критиков и кураторов. Я также довольно часто посещаю мастерские художников и пишу для журнала Artforum International и для местной прессы о выставках, которые проходят в Израиле. Так что я почти непрерывно нахожусь в контакте с израильскими художниками. Я слежу за тем, как они работают, и я много раз ходил на их выставки. Поэтому мне в этом плане было очень легко выбрать художников для экспозиции в Риге. Все они – авторы, которых я очень люблю.
А на выставке будут выставлены произведения, созданные именно для этой экспозиции?
Большинство работ – новые, это правда; но из более чем сорока работ, отобранных для выставки, только некоторые созданы специально для неё. Частично это произошло потому, что нам пришлось работать со строго ограниченным лимитом времени, а частично потому, что, насколько мне известно, никто из представленных здесь художников ранее здесь не выставлялся. Поэтому главной мыслью было привезти в это новое для нас пространство произведения искусства, которые сильнее всего выражают в себе уникальное ощущение времени и места, или, цитируя подзаголовок выставки, "интенсивность современного Израиля".
Я знаю, что изначально для вас было важно включить в выставку "Мечты и драмы" также работы палестинских художников…
Да. Если ты выстраиваешь выставку об Израиле, то почти наверняка можешь ожидать, что люди заговорят о конфликте Палестины и Израиля. Хотя некоторые из работ действительно связаны с этой темой, палестинское искусство на выставке всё же почти не представлено – в основном потому, что большинство палестинских художников против того, чтобы выставляться вместе с израильскими художниками.
Конфликт Палестины и Израиля приходит на ум прежде всего, если речь заходит об Израиле.
Да… В такой момент люди могут вспомнить и о религии, и об истории… Но есть и эта ситуация – конфликт Палестины и Израиля. Конечно, от этого никуда не деться, это – рядом везде и всегда. Но я не хочу делать выставку, которая была бы посвящена только одной теме, потому что об этом уже столько сказано. Мы хотели бы коснуться этого вопроса, но, может быть, с разных точек зрения или взглянуть на него изнутри, а не смотреть на него как будто со стороны и сообщать о "результатах наблюдения". И отсылки к этой интенции можно заметить в разных работах на выставке. Например, это, несомненно, есть в прекрасной видеоработе Дора Гуэза "Сабир". На визуальном фоне мы слышим голос женщины, которая описывает свою жизнь в Яффе, арабском Старом городе Тель-Авива. Она рассказывает художнику, своему внуку, о своей жизни до 1948 года, когда было основано государство Израиль, и о войне, которая за этим последовала; израильтяне называют её войной за независимость, а палестинцы – катастрофой. Она говорит о том, какова была жизнь до этого разрыва, – об определённом ощущении покоя и о том, как легко было жить недалеко от пляжа Яффы. Это – история семьи, и её рассказ сплетает воедино очень разные элементы – жизни евреев, мусульман, христиан, судьбы недавно прибывших и издавно обитавших в тех местах жителей. Интересно, заметят ли посетители выставки в Риге, что эта женщина говорит попеременно то на арабском, то на иврите. Для тех, кто ими не владеет, эти языки могут звучать очень похоже. Припоминаю, что я сам был очень удивлён, когда внезапно сообразил, что совсем не заметил, как она периодически переключается с одного языка на другой. Рассказ течёт безупречно плавно, и на фоне заходящего солнца и водяной зыби он немного напоминает колыбельную. Люди больше не умеют так рассказывать.
Люди умели лучше рассказывать истории, возможно, и потому, что тогда не было телевидения.
Да, у них не было всех этих электронных причиндалов. Но всё равно это свидетельствует о том, что раньше мы находили согласие между различными аспектами опыта – до масс-медиа, до интернета, до того, как мы из-за дефицита своего внимания стали такими дезориентированными и запутавшимися. Мир складывается воедино как протяжённая, свивающаяся нить повествования, но сегодня она состоит из очень разных раздробленных частичек. Можно прыгать от одной к другой, но нет времени сложить их и соткать в нечто общее. Мы живём пузырями: "Сейчас я счастлив [хлоп!], сейчас я несчастен [хлоп!], сейчас я удручён [хлоп!], сейчас я в приподнятом настроении [хлоп!]". Переход из одного состояния в другое для нас важен, а вот переход от одной идентичности к другой – неважно, идёт ли речь об идентичности сексуальной, политической или культурной… Эти переходы для нас становятся всё менее заметны и возможны. "Ты – мужчина", или "Ты – израильтянин", или "Ты – палестинец", или "Ты – гей"… Идентичности в настоящее время столь жёстко фиксированы, они настолько не гибки. Мы ещё можем перескочить из одной в другую, но нам очень трудно принять многослойную и при этом вполне "здоровую" идентичность, по крайней мере, пока мы следуем за медиа и за тем, как они разрезают действительность на легко пережёвываемые куски новостей.
В этом аспекте важно упомянуть видео Даниэля Кицзалеса "Вестник". Оно документирует живое представление, в ходе которого художник играет на электрической гитаре, в то время как из ближайшего арабского селения – Исавии – звучит призыв муэдзина на молитву. Это повторяется пять раз – от сумерек до рассвета. Каждый раз это "выступление" немного другое, потому что они оба поют и играют вживую. В пейзаже вокруг меняется только свет. Мы видим, как Даниэль стоит на горе Скопус, совсем рядом с Академией искусства Бецалеля, и глядит на арабское селение в оккупированной Палестине. Оба места так близки друг к другу и так далеки одно от другого. Художник и муэдзин никак не согласовывали, что они будут делать, они "не играют вместе", и всё-таки им каким-то образом удаётся повстречаться, соприкоснуться, создавая чудесные и в то же время такие разные звуковые тональности.
Это – напряжённая, противоречивая ситуация, из которой, несмотря ни на что, может появиться прекрасная музыка. Художник или художница могут, конечно, выбрать возможность выразить свою точку зрения на этот политический конфликт, создавая работы, которые в довольно односторонней и прямой форме будут критиковать политику израильского государства или Палестинской автономии, или терроризм, и так далее. Но разве это не именно то, чем занимается и чего ищет бóльшая часть масс-медиа? Искусство позволяет подойти ближе и пережить что-то, находясь внутри самой этой ситуации.
Это вообще популярная тема для дискуссий?
В несколько отфильтрованном виде – да. Если вы спросите Даниэля Кицзалеса, каковы его политические взгляды, думаю, он скажет, что идентифицирует себя с точкой зрения левой ориентации, очень критически оценивающей многие аспекты проводимой израильским государством политики. Но что касается его искусства – вот там возможны самые разные прочтения. Может быть, искусство стоит над политическими конфликтами, а может быть, искусство – это метод того, как встречаются культуры, так же, как могут рядом существовать разные музыкальные тональности: может быть, главное – это ощущения.
Даниэль комментирует историю искусства, историю романтизма, которая частично является и историей колониализма. Это – тот способ, каким Запад смотрит на "других". И евреи, немало пострадавшие в русле этой истории, теперь сами участвуют в ней, таким же образом глядя на арабское селение. Это очень сложное повествование. И задача искусства как раз и состоит в том, чтобы рассказывать много сложных историй. За пределами Израиля нас часто пытаются свести к какой-то политической позиции. Я считаю, что самое важное в искусстве – быть человеком и быть живым. И это намного больше, чем поданная с какой-то идеологической позиции конкретная политическая тема.
Я слышала, что в Израиле люди умеют наслаждаться жизнью, наслаждаться каждым днём, потому что ты просто не знаешь, что принесёт день завтрашний (если говорить о столкновениях, насилии и т.п.).
Да, это можно услышать довольно часто. Можно вспомнить известную ассоциацию с "танцами на краю пропасти", потому что мир вокруг нас не стабилен и жизнь никому не гарантирована. В "Мечтах и драмах" речь идёт и об этом. Ведь это очень драматичное и всё усиливающееся ощущение. С помощью выставки я хочу высказаться о том, что означает жить в конкретном месте в конкретное время. Что означает жить в сегодняшнем Израиле. Но я думаю, что ровно то же самое можно отнести и ко многим другим местам. Мы говорим о влиянии медиа, о раздробленности опыта, о политизированности жизни… Все эти вопросы выходят на передний план, когда идёт речь об Израиле, однако для подобных забот теперь есть место в любой другой точке мира. Это ощущение, что надо жить сегодняшним днём, лишь ширится… Мы живём в такое время, когда никто больше не чувствует себя действительно надёжно, по крайней мере не в той степени, как это было когда-то.
В интервью Arterritory галеристка Ноэми Гивонсказала, что Израиль не играет большой роли на международном рынке искусства. Вы с этим согласны?
Я думаю, что, принимая во внимание общее число жителей Израиля, израильские художники всё-таки играют достаточно важную роль. Нас всего 8 миллионов; сравните это с 300 миллионами в Америке. Однако отдельные наши художники (многие из них представлены на этой выставке) достигли очень больших успехов за пределами Израиля.
Мне кажется, она говорила скорее о коллекционерах.
Израиль интересует многих коллекционеров, которые покупают современное искусство, – не потому, что они сами израильтяне или евреи, а просто потому, что им действительно очень нравится это искусство. Чаще всего работы приходят в большие международные коллекции, где их смысл уже не локален или не так тесно связан с конкретной культурой. Коллекционера в равной степени может интересовать Герхард Рихтер и Йегудита Саспортас. Конечно, работы Рихтера специфически связаны с послевоенной Германией, но и практику Саспортас пронизывает её ощущение Израиля, и это частично проявится и на нашей выставке. Однако для кого-то это может и не быть решающим параметром – можно просто оценить тот факт, что она – фантастически хорошая художница, работы которой говорят также о глубоких потоках энергии подсознания и рациональных структурах, которые абсолютно абстрактны и выходят за пределы любых национальных границ. У большей части коллекционеров и других людей, кому нравятся эти работы, нет совершенно никакой связи с Израилем. И именно поэтому я надеюсь, что и на эту выставку придут зрители, которых просто интересует хорошее искусство.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
