Здесь красиво, спокойно и тихо. Но время будто остановилось. "Двойной портрет": Наташа Сопрунова и Екатерина Балтгайле  (3)

Рига стала ей вторым домом — она приехала сюда к родственникам, которые помогли Наташе найти в архивах и восстановить документы, подтверждающие латвийское происхождение Наташи. Всегда и везде, по ее словам, она с семьей получала помощь и поддержку. Тем не менее, Наташа приняла решение снова уехать — теперь в Германию. За два года Сопрунова не смогла начать в Латвии новый образовательный проект, хотя запрос со стороны родителей на качественное образование очень высокий. "Эти два года были для меня тяжелыми, — говорит Наташа. — В целом мне здесь красиво, спокойно и тихо, но появилось ощущение какой-то безнадежности, будто время остановилось".

Когда началась война в Украине, Сопрунова с мужем и детьми уехала из Москвы в Армению. Как и что будет дальше они просто не представляли. А потом позвонила Екатерина Балтгайле, Наташина троюродная сестра, и сказала, что они могут попробовать получить какой-нибудь статус в Латвии. Так, спустя ровно сто лет, Наташа практически повторила путь своих предков.

"В 1922-м году мой дед с семьей эмигрировал из России, — рассказывает Сопрунова. — Я раньше думала, что эмиграция после революции была устроена как у Булгакова: пароход, Стамбул, тараканьи бега, Париж. А был, оказывается, и другой путь: когда приезжали в Ригу, получали тут латвийское гражданство и ехали дальше в Европу. Семья моего деда уехала с латвийскими документами в Берлин, потом переехала в Париж, где дедушка встретил мою бабушку — она наша общая с Катей родственница. Когда Гитлер оккупировал Париж, родители дедушки и его брат уехали в Америку. А мой дед не смог этого сделать, потому что он был призывного возраста. И его в 1939-м году отправили служить в латвийскую буржуазную армию".

В 1940-м году СССР аннексировал Латвию. Дед Сопруновой попал в немецкий плен и четыре года, до конца войны, был в концлагере "Штутгофф" под Гданьском. Это был первый концлагерь на территории Польши и последний из освобожденных. Там содержались около 125 тысяч человек из 13 стран Европы, 85 тысяч из них погибли.

"Мы, когда стали собирать документы для репатриации и гражданства, то делали разные запросы. И из концлагеря "Штутгофф" получили сканы старых напечатанных на машинке желтых листов с немецкими печатями. Это списки заключенных. И по мере их гибели фамилии оттуда вычеркивались, а фамилия моего деда оставалась и переходила из списка в список, это очень сильное впечатление производит… Дед выжил, его освободили советские войска, снова арестовали и отправили в фильтрационный лагерь, а затем и в Бутырскую тюрьму. Оттуда мы получили протокол его допроса. Я сфотографировала каждый лист, это абсолютно уникальный документ. Мой дед, который никогда не был в Советском Союзе, наивно отвечает на вопросы НКВДшника. Он там на четыре расстрела наговорил! Например, его спрашивают, задавали ли ему немцы вопросы про СССР? Он отвечает, что да. А какие вопросы задавали? — уточняют. "Что нравится и что не нравится в Советском Союзе", — отвечает он. И дед честно сказал, что поскольку в СССР ни разу не был, то ничего хорошего сказать не может, а вот про плохое много чего слышал: что там нет свободы и нужно делать то, что скажут. Тем не менее, через несколько месяцев его отпустили. Видимо, старая волна террора уже закончилась, а новая пока не началась", — говорит Сопрунова.

Дед остался в Советском Союзе — искал бабушку, в которую влюбился еще в Париже, и которая в тот момент жила в Москве. Ее родители были советскими разведчиками, которые работали под прикрытием. В 1922-м году их под сложной легендой отправили в Канаду, в Квебек, потом было несколько переездов по Европе.

"Мой дед-латыш, брат Наташиной бабушки по маме, говорил на семи языках. На французском говорил так, что ни у кого не было подозрений, что он не француз, — говорит Екатерина Балтгайле.

"Бабушка сначала заговорила на английском, потому что ее привезли в Канаду, потом на итальянском, потому что жила в Италии. В первый класс она пошла в Берлине и говорила на немецком. Потом они уже переехали во Францию и французский у нее стал как родной, — добавляет Наташа. — Когда она была совсем старенькая, мы с ней жили вместе несколько лет. И она мне говорила: слушай, я на французском это слово помню, а на русском забыла. Интернет тогда еще не был удобным, она брала большой словарь и смотрела, как это сказать на русском. Еще она говорила на латышском, на голландском, знала латынь, потому что закончила медицинский".

В 17 лет, зная шесть языков и не зная ни слова по-русски, бабушка оказалась в Москве — родителей отозвали из командировки. Отца-латыша посадили и выпустили в 1956-м году, уже после его ареста она узнала, что ее отец — не родной, а приемный. Бабушка поступила в Иняз: ее взяли из-за других языков, потому что во вступительном сочинении на русском языке в каждом слове у нее было по несколько ошибок. 

"Мой дед, младший брат Наташиной бабушки, на себе прочувствовал, что значит быть сыном врага народа, — рассказывает Катя. — Он попал в Союз маленьким худеньким забитым мальчиком из интеллигентной французской семьи, жил по родственникам, спал на полу, газетой обматывался, чтобы не мерзнуть. А потом закончил университет, пошел на завод и в итоге стал директором рижского ВЭФа. Потом он уже был министром лесной промышленности, а в конце жизни работал в галерее французских вин, был их дегустатором и закупщиком. Но из всех вин предпочитал пиво, очень его почему-то любил. А бабушка моя латышка, из Латгалии".

Катя родилась и выросла в Латвии. Потом вышла замуж и уехала жить в Россию — мужа пригласили работать по контракту, жили в Петербурге и Москве. Но Петербург ей нравится больше. Ее сестра Наташа говорит, что Рига даже лучше Петербурга. 

"В смысле уюта и домов — отреставрированных и нет — мне Рига больше нравится, чем Петербург, по мне она интереснее, — поясняет Сопрунова. — Латвия вообще чудесная, и климат этот лично мне очень подходит. Эти сосны, песок, мох, море, когда идешь по берегу, километров 20, и у тебя музыка в ушах и больше ничего не надо. Люди здесь тоже очень необычные. С одной стороны, провинциальные, с другой — очень доброжелательные. Мы пока все документы делали, получали гуманитарную визу, блю-кард, делали ВНЖ и гражданство, столкнулись с огромным количеством людей. И не знаю — может, мы просто попали в "зеленую волну", но нам все и всегда помогали. Помню, как мы приехали на кладбище, чтобы найти могилу родственника наших друзей, которые тоже собирали документы для переезда, и сотрудница бросила свою работу, закрыла комнату и искала с нами эту могилу. Это правда было очень удивительно. Я пою в латышском хоре и два с половиной часа слушаю, как дирижер говорит с нами по-латышски. Конечно, языка мне пока не хватает… Но везде с тобой общаются очень спокойно и доброжелательно, мы, приехав из Москвы, все время готовы быть на стреме и отбиваться, если надо, за свои бумажки и права, знаете вот это "вас много — а я одна". Но здесь отбиваться не надо, здесь этого нет. Конечно, можно сказать, что нам просто везет, но я математик и теорию вероятности изучала, поэтому считаю, что в Латвии просто по-другому. 

Катя говорит, что жизнь в довоенной Москве была более комфортной по сравнению с Латвией и там было больше возможностей для реализации разных проектов. 

"Главный ресурс — это люди, — не сомневается Катя. — Мы все собрались здесь, чтобы сделать Латвию лучше. Но государство и правительство делает, на мой взгляд, недостаточно, чтобы правильно распоряжаться этим ценным ресурсом, людьми, чтобы Латвия была процветающей европейской страной". 

Наташа Сопрунова окончила математический класс московской школы N57 и механико- математический факультет МГУ им. Ломоносова, больше 24 лет она преподает математику детям с первого до последнего класса, разработала свою программу по математике и создала с соавторами серию учебников по математике и информатике, вела семинары для учителей, основала авторскую Школу-Мастерскую. Что-то подобное она хотела сделать и в Латвии. Но не смогла и теперь будет реализовывать новый проект в Германии — в Берлине открывается филиал Мюнхенского лицея на трех языках (русском, английском и немецком), и Наташа переезжает туда жить.

"Я не могу сидеть дома одна и что-то делать. Мне нужна команда, мне нужна движуха, мне нужны глаза. И если б не это, может, и не обязательно было бы куда-то уезжать, — объясняет Сопрунова. — Я пробовала здесь найти такой проект или придумать его. Но я не смогла найти команду. Мне для работы нужны люди с высшим образованием, а люди с хорошим образованием быстро отсюда уезжают. Моя тетя, которая тут работает врачом, говорит, что чуть-чуть специалист выше среднего и всё, сразу уезжает — в Германию, Голландию, Испанию, Италию... И я не говорю уже о крупной школе, но даже небольшую камерную школу мне тут сделать не удалось. А в Берлине мне предложили открыть филиал Мюнхенского лицея, там работают интересные люди и команда быстро нашлась, я даже не успела задать вопрос в соцсетях. Сразу сработало сарафанное радио, в Берлине у меня оказалось какое-то невероятное количество знакомых. После того, как я написала в социальных сетях, что еду в Берлин и хочу создать образовательный проект, мне пару раз в неделю стали приходить сообщения от состоявшихся известных людей, которые уехали из России и хотели бы поработать вместе со мной. Не столько потому, что им нужны деньги, а потому что им хочется делать дело. Мне пишут доктора наук, авторы публикаций, с премиями и без — и горько, что люди потеряли такую важную сторону своей жизни".

Запрос на образование в Латвии существует исключительно от родителей, замечает Сопрунова. 

"Такого, чтобы учителя знали современные программы, ориентировались на них — такого я не нашла. Запрос на современное образование чувствуется только со стороны родителей. На таком запросе можно строить кружки и студии, а я очень системный человек. У меня есть идеи о том, как можно было бы обучать учителей, муж говорил мне: иди в департамент образования Латвии, рассказывай все… Ну, а как я приду, кто я тут такая? Я могу объяснить по-русски, как должно быть построено современное образование, и не могу так же хорошо объяснить это на другом языке".

Образование во всем мире переживает кризис, считает Сопрунова.

"Педагогические вузы не работают ни в одной стране, это мое мнение. Я сейчас много всего про немецкие педвузы читаю и тоже ничего хорошего не нашла. Это неправильный заход. Педагог в своей профессии прежде всего должен быть специалистом в своей науке, а после этого закончить какую-то педагогическую магистратуру или курсы. Я читала недавно новости, что в университете сливают факультеты, потому что не хватает студентов и преподавателей. Профессия учителя непрестижна, в России, кстати, тоже — она низкооплачиваемая, не поддерживается социально и т.д. Но здесь это просто совсем… А в Латвии, я читала, не хватает тысячи учителей — это очень много. То есть практически в каждой школе кого-то нет. Вторая причина моего отъезда, — говорит Сопрунова, — связана с первой: из Латвии слишком большой отток людей. Несколько месяцев назад я прочитала, что Латвия возглавила мировой рейтинг по убыли населения. И я просто вижу за эти два года, как выключаются окна в домах. Я очень много хожу по городу (это моё средство от депрессии) и наблюдаю, как за это время опустел город. И в личном окружении тоже — мы за это время с шестью семьями познакомились, и пять из них уже уехали. В целом мне здесь красиво, спокойно, тихо. С точки зрения финансов — я обратила внимание, что продукты здесь дороже, чем в Европе. Но зато аренда сильно дешевле. Так что финансовый фактор не главный, скорее психологический, фактор опустения, ощущение какой-то безнадежности, какой-то остановки времени — я его очень чувствую. Все очень доброжелательные, все очень спокойные, но ощущения, что тут живут люди современные, у меня тоже нет. Я не ставлю это в вину людям, просто ощущение, что всё остановилось и на современные рельсы не переходит. Оно не вызывает отторжения, но и не прибавляет оптимизма.