Житель Изюма Антон Чернышов пробыл в оккупации почти семь месяцев. Российские войска оказались в пригороде 7-8 марта, первым делом захватив частный сектор. Среди домов или прямо во дворе ставили военную технику и обстреливали город. Это происходило вплоть до начала апреля, когда россиянам удалось полностью захватить Изюм. Дело в том, что город разделен рекой Северский Донец на две части — северную сторону российские войска оккупировали довольно быстро, но южную довольно долго контролировали ВСУ.
Чернышов вспоминает, что захват Изюма обошелся большой ценой. Солдаты РФ пытались наводить понтоны через Северский Донец около 10 раз, но регулярно реализовывался такой сценарий: часть российской техники переправлялось через понтон вместе с пехотой, затем украинские войска разбивали переправу и убивали всех россиян, успевших перебраться на южный берег реки. Таким образом российские войска штурмовали реку более 19 дней.
Чернышов говорит, что с момента наступления российских войск были уничтожены объекты инфраструктуры — пропал газ, вода, электричество. Во время активных боевых действий они жили в подвале дома и смогли покинуть помещение только летом.
"У людей оставались либо колодцы, либо ручные колонки. Еду готовили на дровах. Разбирали разбитые дома. У кого окраина леса, рубили деревья. Частный сектор топил дровами, а часть дров пошла на приготовление пищи. В многоэтажках возле подъезда сооружали буржуйки, мини-печки. У нас были запасы картофеля, моркови, огурцов. Мы жили впрок, поэтому у мамы всегда была куча запасов круп. Только манной крупы было примерно 10 килограммов. У нас народ такой — запасливый. Потом россияне якобы уже навязали свою власть, стали ставить свою администрацию. То есть март и до Пасхи люди выживали на своих припасах", — говорит Чернышов.
С середины апреля началась жизнь в оккупации. Украинские войска отошли от Изюма на заранее подготовленные позиции, которые, как уже стало понятно, российская власть безуспешно штурмовала на протяжении пяти месяцев.
Тем самым, Изюм все равно оставался прифронтовым городом. Часть бывших чиновников или работников различных организаций перешла на сторону оккупантов. Среди них Владислав Соколов, так называемый глава военно-гражданской администрации Изюмского района. Известно, что он в 2020 году баллотировался на должность городского головы от партии "Наш Край" и работал в украинском государственном банке "Ощадбанк", где руководил сектором безопасности активов физических лиц.
При этом жизнь так и не вошла в нормальное русло. Работа, которую предлагали оккупационные власти, была связана прежде всего с разбором завалов или с городскими коммунальными службами. Деньги таким работникам не платили, а "зарплату" выдавали едой.
Наталья Чернышова, сестра Антона, смогла выбраться, в отличие от брата, из оккупации в июле. Она заплатила перевозчикам 4 тысячи гривен (около 110 евро), и те доставили ее к населенному пункту Печенеги — там находилась дамба, и женщинам, детям и старикам можно было переправиться на украинскую территорию. Мужчин из оккупированной части не выпускали.
Как поясняет Наталия, тем, кто соглашался работать на оккупационные власти, платили раз в неделю продуктовым набором: выдавали пару банок тушенки, консервированную рыбу, сгущенку, килограмм крупы и полкило муки. Многие люди перепродавали вещи, появились стихийные базары и рынки. Поэтому даже такой паек казался чем-то существенным, поясняет женщина. "Но морально было тяжело выходить даже на рынок. Российские солдаты ходили по базару с пачками денег в руках, покупали по килограмму мяса, чувствовали себя хозяевами жизни", — говорит Наталия.
К слову, цены, особенно в первое время зашкаливали: например, литровая бутылка Coca-Cola стоила 190 гривен (5,2 евро). В дальнейшем, когда стали поставлять продукты из самопровозглашенной ЛНР и России, цены снизились, однако положение осложнялось тем, что поступлений наличных денег у населения не было — люди жили на свои сбережения. Да и пенсию в размере 10 тысяч рублей (около 165 евро) большая часть населения получила всего один раз, а некоторые лишь дважды за все время оккупации.
Наталья вспоминает, что как-тот с братом попали на некое собрание, которое организовали оккупационные власти. На нем люди возмущались, что тяжело работать за такой мизерный паек, а все аргументы россиян, мол, такая работа на перспективу, потом станет легче, воспринимались местными жителями в штыки. Поэтому не соглашались на те вакансии, которые предлагали оккупационные власти.
Фото: личный архив Наталии Чернышовой
"Помню один момент с собрания, когда местный коллаборант после подобных возмущений о пайках сказал, что нужно отметить гуманитарку, чтобы люди "не огибались" и шли работать за еду. Но самое интересно, что гуманитарку привозили тоже несколько раз. И только в первый раз были косметические принадлежности, и то странные. Мне, например, дали гель для подмывания младенцев. Когда я спросила, зачем мне этот гель, то мне ответили — считай, что это шампунь. То есть, наполняли гуманитарку всем попало", — вспоминает Наталья.
Чернышов добавляет, что россияне гуманитарную помощь выдавали в начале июле и последний раз в конце августа. То есть, два месяца никто людям ничем не помогал.
Местные жители рассказывают, что репрессии пришлись именно на первые два месяца оккупации. Тогда выискивали людей, связанных с анти-террористической операцией (так в Украине называли противостояние войскам и сепаратистам из ДНР и ЛНР до начала полномасштабного вторжения), имевших проукраинскую позицию и даже тех, кто служил в Афганистане. Наталья говорит, что постепенно в город вошли так называемые военные полицейские, которые врывались в дома даже инвалидов, имевших отношение к вооруженным силам.
Как известно, уже после деоккупации были найдены массовые захоронения, на некоторых трупах обнаружили следы пыток, а фотография руки парня с браслетом в цветах украинского флага стала символом геноцида, который проводят россияне против украинцев.
С начала обстрелов людей хоронили где-то попало. А потом, когда город уже был захвачен, появлялись так называемые ритуальные службы, которые за 7 тысяч гривен (около 190 евро) могли устроить нормальные похороны в гробах.
"Обычно людей хоронили прямо в мешках и ставили просто номер. Впоследствии оккупанты предлагали бесплатное погребение, чем очень гордились, мол, вот, мы помогаем хоронить. И это выглядело максимально по-издевательски — россияне пришли, чтобы убить украинцев, а потом гордятся, что бесплатно их хоронят", — говорит Наталия.
Женщина вспоминает, что как-то брату пришлось принимать непосредственное участие в погребении. Это был конец марта, а у его знакомого естественной смертью умерла бабушка. Никаких организованных захоронений — ни бесплатных, ни за деньги — тогда не производили. Часто людей хоронили прямо во дворах или огородах.
"Они втроем — этот парень, его девушка и мой брат — замотали тело бабки в простыни, положили его на заднее сиденье авто брата и поехали на кладбище. По дороге к месту захоронения им пришлось пройти кучу проверок. Смотрели не только их документы, но и документы бабушки. Вынудили их размотать тело, чтобы свериться с фото в паспорте. Проверяли телефоны. Когда брат с товарищем рыли могилу и опускали в нее тело бабки (а это вдвоем сделать очень непросто!), несколько орков сидели неподалеку и наблюдали. Ребята выполнили пару простых ритуалов, сказали прощальное слово и похоронили бабушку. Брат приехал домой убитый пережитым. Сказал: "В таком участвовать мне еще никогда не приходилось", — предается воспоминаниям Наталия.
Фото: личный архив Наталии Чернышовой
Она же говорит, что на блокпостах некоторые солдаты пытались показать, что якобы хорошо относятся к украинцам. Наталия говорит, что как-то военный внезапно предложил ей "конфету", а другой спросил, почему она не улыбается.
"Даже не знаю, как описать чувство неловкости, когда слышишь от человека, который пришел захватить страну, почему я не улыбаюсь, или дает конфету. Нельзя описать степень такого бреда. Я вот вспоминаю еще такой случай. В Изюме не было мобильной связи и все, кто хотел дозвониться родным, поднимались на гору Кременец, где можно было словить сигнал украинского мобильного оператора. Туда приходили и русские. И была там одна очень смелая женщина, которая прямо называла российских солдат оккупантами, в лицо спрашивала, зачем они пришли к нам. Русские пытались отвечать, что они не оккупанты, а "простые солдаты", — говорит Наталия.
Интересно, что некоторые солдаты просили у украинцев мобильные телефоны, чтобы отправить сообщение своим родным. Женщина вспоминает, как слышала разговор российского солдата, прощавшегося с женой, ведь, по его словам, "они идут в наступление на верную смерть".
Подобное гуманитарное положение, как в Изюме, было и в других населенных пунктах. 92-летняя бабушка Георгия Зубко, бойца добровольческого территориального объединения Киева, входящего в состав 127-го отряда теробороны, жила в селе Сеньково под Купянском. Когда украинские войска освободили этот регион, Георгий приехал специально к ней в село, которое находилось за пару километров от фронта. При этом мужчина поясняет, что бабушка пережила две оккупации — первую во Вторую мировую войну от фашистских войск, а вторую от россиян — "рашистов".
Фото: личный архив Георгия Зубко
"Бабушка не ожидала моего приезда, связи ведь не было. Сказала, что я похудел, и очень огорчалась, что не наварила борща. Она сказала, что ей и не снилось то, что пережила за все это время. А я сидел и думал о том, как хорошо снова видеть ее, говорить, держать за руку и слушать, слушать, слушать. Ей 92 года, и это была ее вторая оккупация", — говорит Зубко.
В этом селе, как и во многих населенных пунктах, во время оккупации были большие логистические проблемы — продукты не привозили, выживали за счет того, что помогали соседи. В Сеньково разрушена церковь, дворы, здания. Российские войска не стояли в этом поселении, только бывали наездами раз в неделю и то, если нужно было кого-то арестовать с проукраинской позицией. Голова села, коллаборант, сбежал в самом начале наступления.
"Бабушка уже к началу войны плохо ходила, почти была прикована к постели. А во время войны встала и теперь свободно выходит во двор. Наверное, такое горе способно не только сбивать с ног, но и ставить на ноги — ей хотелось увидеть сына, внуков. Сейчас мы ее вывезли, происходит эвакуация населения из Харьковской области — россияне, как только отступили, стали активно и беспорядочно обстреливать Купянск", — говорит Зубко.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
